Мы живем, точно в сне неразгаданном,

Мы живем, точно в сне неразгаданном,
На одной из удобных планет...
Много есть, чего вовсе не надо нам,
А того, что нам хочется, нет...

Мне нравиться видеть сны, в них я могу быть рядом с теми людьми, с кем не могу быть

Тоска...
Уже неделю каждый вечер я впадаю в уныние.
Хотя я могу сказать, что это чувство меня не покидает, они лишь притупляется днем, когда моя голова занята работой.
За последний год я слишком привязалась к кофе.
Весь последний год я пытаюсь отвязаться от тягостных мыслей.
Я хорошо себя чувствую когда сплю, я рада ложиться спать и меня очень расстраивает, если я не могу уснуть. Мне нравиться видеть сны, в них я могу быть рядом с теми людьми, с кем не могу быть рядом в реальности.
Свою тоску я связываю с окончанием года, во всяком случае я надеюсь, что после Нового года она пройдет.
Вот несколько финских фотографий
это просто лес рядом с горнолыжным курортом Ruka
моя коллега говорит, что это я там еду. пусть будет так. (но на самом деле я фотограф)
это Олененок, он такой хороший, но очень стеснительный и боязливый, мы не согласились ехать на санях запряженных им, нам стало жалко олененка.
не понимаю как Фины, с их заботой о природе, могут есть оленину.
моя коллега мчит меня на санках к нашему домику в лесу))))
30 декабря поеду заполярный круг, в официальную резиденцию к Санта Клаусу, пишите Ваши желания, я постараюсь все ему передать!

И.А. Бунин. "Окаянные дни".

ОКАЯННЫЕ ДНИ

Москва, 1918

<.>

2 марта.

«Развратник, пьяница Распутин, злой гений России». Конечно, хорош был мужичок. Ну, а вы-то, не вылезавшие из «Медведей» и «Бродячих Собак»?

Новая литературная низость, ниже которой падать, кажется, уже некуда: открылась в гнуснейшем кабаке какая-то «Музыкальная табакерка» - сидят спекулянты, шулера, публичные девки и лопают пирожки по сто целковых штука, пьют ханжу из чайников, а поэты и беллетристы (Алешка Толстой, Брюсов и так далее) читают им свои и чужие произведения, выбирая наиболее похабные. Брюсов, говорят, читал «Гавриилиаду», произнося все, что заменено многоточиями, полностью. Алешка осмелился предложить читать и мне,- большой гонорар, говорит, дадим.

«Вон из Москвы!» А жалко. Днем она теперь удивительно мерзка. Погода мокрая, все мокро, грязно, на тротуарах и на мостовой ямы, ухабистый лед, про толпу же и говорить нечего. А вечером, ночью пусто, небо от редких фонарей чернеет тускло, угрюмо. Но вот тихий переулок, совсем темный, идешь - и вдруг видишь открытые ворота, за ними, в глубине двора, прекрасный силуэт старинного дома, мягко темнеющий на ночном небе, которое тут совсем другое, чем над улицей, а перед домом столетнее дерево, черный узор его громадного раскидистого шатра...

Читал новый рассказ Тренева («Батраки»). Отвратительно. Что-то, как всегда теперь, насквозь лживое, претенциозное, рассказывающее о самых страшных вещах, но ничуть не страшное, ибо автор несерьезен, изнуряет «наблюдательностью» и такой чрезмерной «народностью» языка и всей вообще манеры рассказывать, что хочется плюнуть. И никто этого не видит, не чует, не понимает,- напротив, все восхищаются. «Как сочно, красочно!»

Съезд  «Советов». Речь Ленина. О, какое это животное!

Читал о стоящих на дне моря трупах,- убитые, утопленные офицеры. А тут «Музыкальная табакерка».

<.>

 

12 марта.

Встретил адвоката Малянтовича. И этот был министром. И таким до сих пор праздник, с них все как с гуся вода. Розовый, оживленный:

- Нет, вы не волнуйтесь. Россия погибнуть не может уж хотя бы по одному тому, что Европа этого не допустит: не забывайте, что необходимо европейское равновесие.

Был (по делу издания моих сочинений «Парусом») у Тихонова, вечного прихлебателя Горького. Да, очень странное издательство! Зачем понадобилось Горькому завести этот «Парус» и за весь год издать только книжечку Маяковского? Зачем Горький купил меня, заплатил семнадцать тысяч вперед и до сих пор не выпустил ни одного тома? Что скрывается под вывеской «Паруса»? И, особенно, в каких же отношениях с большевиками вся эта компания - Горький, Тихонов, Гиммер-Суханов? «Борются», якобы, с ними, а вот Тихонов и Гиммер приехали и остановились в реквизированной большевиками «Национальной Гостинице», куда я вошел через целую цепь солдат, сидящих на площадках лестниц с винтовками, после того, как получил пропуск от большевистского «коменданта» гостиницы. Тихонов и Гиммер в ней как дома. На стенах портреты Ленина и Троцкого. Насчет дела Тихонов вертелся: «Вот-вот начнем печатать, не беспокойтесь».

Рассказывал, как большевики до сих пор изумлены, что им удалось захватить власть и что они все еще держатся:

- Луначарский после переворота недели две бегал с вытаращенными глазами: да нет, вы только подумайте, ведь мы только демонстрацию хотели произвести и вдруг такой неожиданный успех!

Перед тем как проснуться нынче утром, видел, что кто-то умирает, умер. Очень часто вижу теперь во сне смерти - умирает кто-нибудь из друзей, близких, родных, особенно часто брат Юлий, о котором страшно даже и подумать: как и чем живет, да и жив ли? Последнее известие о нем было от 6 декабря прошлого года. А письмо из Москвы к В. от 10 августа пришло только сегодня. Впрочем, почта русская кончилась уже давно, еще летом 17 года: с тех самых пор, как у нас впервые, на европейский лад, появился «министр почт и телеграфов». Тогда же появился впервые и «министр труда» - и тогда же вся Россия бросила работать. Да и сатана Каиновой злобы, кровожадности и самого дикого самоуправства дохнул на Россию именно в те дни, когда были провозглашены братство, равенство и свобода. Тогда сразу наступило исступление, острое умопомешательство. Все орали друг на друга за малейшее противоречие: «Я тебя арестую, сукин сын!» Меня в конце марта 17 года чуть не убил солдат на Арбатской площади - за то, что я позволил себе некоторую «свободу слова», послав к черту газету «Социал-Демократ», которую навязывал мне газетчик. Мерзавец солдат прекрасно понял, что он может сделать со мной все, что угодно, совершенно безнаказанно,- толпа, окружавшая нас, и газетчик сразу же оказались на его стороне: «В самом деле, товарищ, вы что же это брезгуете народной газетой в интересах трудящихся масс? Вы, значит, контрреволюционер?» - Как они одинаковы, все эти революции! Во время французской революции тоже сразу была создана целая бездна новых административных учреждений, хлынул целый потоп декретов, циркуляров, число комиссаров,- непременно почему-то комиссаров,- и вообще всяческих властей стало несметно, комитеты, союзы, партии росли, как грибы, и все «пожирали друг друга», образовался совсем новый, особый язык, «сплошь состоящий из высокопарнейших восклицаний вперемешку с самой площадной бранью по адресу грязных остатков издыхающей тирании...» Все это повторяется потому прежде всего, что одна из самых отличительных черт революций - бешеная жажда игры, лицедейства, позы, балагана. В человеке просыпается обезьяна.

 

Одесса, 1919

<.>

 

«Блок слышит Россию и революцию, как ветер...» О, словоблуды! Реки крови, море слез, а им все нипочем.

Часто вспоминаю то негодование, с которым встречали мои будто бы сплошь черные изображения русского народа. Да еще и до сих пор негодуют, и кто же? Те самые, что вскормлены, вспоены той самой литературой, которая сто лет позорила буквально все классы, то есть «попа», «обывателя», мещанина, чиновника, полицейского, помещика, зажиточного крестьянина,- словом вся и всех, за исключением какого-то «народа»,- «безлошадного», конечно,- «молодежи» и босяков.

 

17 апреля.

«Старый, насквозь сгнивший режим рухнул без возврата... Народ, пламенным, стихийным порывом опрокинул - и навсегда - сгнивший трон Романовых...»

Но почему же в таком случае с первых же мартовских дней все сошли с ума на ужасе перед реакцией, реставрацией?

«Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой...» Как любил рычать это Горький! А и сон-то весь только в том, чтобы проломить голову фабриканту, вывернуть его карманы и стать стервой еще худшей, чем этот фабрикант.

«Революции не делаются в белых перчатках...» Что ж возмущаться, что контрреволюции делаются в ежовых рукавицах?

<.>

 

Как мы врали друг другу, что наши «чудо-богатыри» - лучшие в мире патриоты, храбрейшие в бою, нежнейшие с побежденным врагом!

-  Значит, ничего этого не было?

Нет, было. Но у кого? Есть два типа в народе. В одном преобладает Русь, в другом - Чудь, Меря. Но и в том и в другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, «шаткость», как говорили в старину. Народ сам сказал про себя: «Из нас, как из древа,- и дубина, и икона»,- в зависимости от обстоятельств, от того, кто это древо обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев. Если бы я эту «икону», эту Русь не любил, не видал, из-за чего же бы я так сходил с ума все эти годы, из-за чего страдал так беспрерывно, так люто? А ведь говорили, что я только ненавижу. И кто же? Те, которым, в сущности, было совершенно наплевать на народ,- если только он не был поводом для проявления их прекрасных чувств,- и которого они не только не знали и не желали знать, но даже просто не замечали, как не замечали лиц извозчиков, на которых ездили в какое-нибудь Вольно-Экономическое общество. Мне Скабичевский признался однажды:

- Я никогда в жизни не видал, как растет рожь. То есть, может, и видел, да не обратил внимания.

А мужика, как отдельного человека, он видел? Он знал только «народ», «человечество». Даже знаменитая «помощь голодающим» происходила у нас как-то литературно, только из жажды лишний раз лягнуть правительство, подвести под него лишний подкоп. Страшно сказать, но правда: не будь народных бедствий, тысячи интеллигентов были бы прямо несчастнейшие люди. Как же тогда заседать, протестовать, о чем кричать и писать? А без этого и жизнь не в жизнь была.

То же и во время войны. Было, в сущности, все то же жесточайшее равнодушие к народу. «Солдатики» были объектом забавы. И как сюсюкали над ними в лазаретах, как ублажали их конфетами, булками и даже балетными танцами! И сами солдатики тоже комедничали, прикидывались страшно благодарными, кроткими, страдающими покорно: «Что ж, сестрица, все Божья воля!» - и во всем поддакивали и сестрицам, и барыням с конфетами, и репортерам, врали, что они в восторге от танцев Гельцер (насмотревшись на которую, однажды один солдатик на мой вопрос, что это такое по его мнению, ответил: «Да черт... Чертом представляется, козлекает...»)

Страшно равнодушны были к народу во время войны, преступно врали об его патриотическом подъеме, даже тогда, когда уже и младенец не мог не видеть, что народу война осточертела. Откуда это равнодушие? Между прочим, и от ужасно присущей нам беспечности, легкомысленности, непривычки и нежелания быть серьезными в самые серьезные моменты. Подумать только, до чего беспечно, спустя рукава, даже празднично отнеслась вся Россия к началу революции, к величайшему во всей ее истории событию, случившемуся во время величайшей в мире войны!

Да, уж чересчур привольно, с деревенской вольготностью, жили мы все (в том числе и мужики), жили как бы в богатейшей усадьбе, где даже и тот, кто был обделен, у кого были лапти разбиты, лежал, задеря эти лапти, с полной беспечностью, благо потребности были дикарски ограничены.

«Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь». Да и делали мы тоже только кое-что, что придется, иногда очень горячо и очень талантливо, а все-таки по большей части как Бог на душу положит - один Петербург подтягивал. Длительным будничным трудом мы брезговали, белоручки были, в сущности, страшные. А отсюда, между прочим, и идеализм наш, в сущности, очень барский, наша вечная оппозиционность, критика всего и всех: критиковать-то ведь гораздо легче, чем работать. И вот:

- Ах, я задыхаюсь среди этой Николаевщины, не могу быть чиновником, сидеть рядом с Акакием Акакиевичем,- карету мне, карету!

Отсюда Герцены, Чацкие. Но отсюда же и Николка Серый из моей «Деревни»,- сидит на лавке в темной, холодной избе и ждет, когда подпадет какая-то «настоящая» работа,- сидит, ждет и томится. Какая это старая русская болезнь, это томление, эта скука, эта разбалованность - вечная надежда, что придет какая-то лягушка с волшебным кольцом и все за тебя сделает: стоит только выйти на крылечко и перекинуть с руки на руку колечко!

Это род нервной болезни, а вовсе не знаменитые «запросы», будто бы происходящие от наших «глубин».

«Я ничего не сделал, ибо всегда хотел сделать больше обыкновенного».

Это признание Герцена.

Вспоминаются и другие замечательные его строки:

«Нами человечество протрезвляется, мы его похмелье... Мы канонизировали человечество... канонизировали революцию... Нашим разочарованием, нашим страданием мы избавляем от скорбей следующие поколения...»

Нет, отрезвление еще далеко.

<.>

 

Бог шельму метит. Еще в древности была всеобщая ненависть к рыжим, скуластым. Сократ видеть не мог бледных. А современная уголовная антропология установила: у огромного количества так называемых «прирожденных преступников» - бледные лица, большие скулы, грубая нижняя челюсть, глубоко сидящие глаза.

Как не вспомнить после этого Ленина и тысячи прочих? (Впрочем, уголовная антропология отмечает среди прирожденных преступников и особенно преступниц и резко противоположный тип: кукольное, «ангельское» лицо, вроде того, что было, например, когда-то у Коллонтай.)

А сколько лиц бледных, скуластых, с разительно асимметрическими чертами среди этих красноармейцев и вообще среди русского простонародья,- сколько их, этих атавистических особей, круто замешанных на монгольском атавизме! Весь, Мурома, Чудь белоглазая... И как раз именно из них, из этих самых русичей, издревле славных своей антисоциальностью, давших столько «удалых разбойничков», столько бродяг, бегунов, а потом хитровцев, босяков, как раз из них и вербовали мы красу, гордость и надежду русской социальной революции. Что ж дивиться результатам?

Тургенев упрекал Герцена: «Вы преклоняетесь перед тулупом, видите в нем великую благодать, новизну и оригинальность будущих форм». Новизна форм! В том-то и дело, что всякий русский бунт (и особенно теперешний) прежде всего доказывает, до чего все старо на Руси и сколь она жаждет прежде всего бесформенности. Спокон веку были «разбойнички» муромские, брынские, саратовские, бегуны, шатуны, бунтари против всех и вся, ярыги, голь кабацкая, пустосвяты, сеятели всяческих лжей, несбыточных надежд и свар. Русь классическая страна буяна. Был и святой человек, был и строитель, высокой, хотя и жестокой крепости. Но в какой долгой и непрестанной борьбе были они с буяном, разрушителем, со всякой крамолой, сварой, кровавой «неурядицей и нелепицей»!

Уголовная антропология выделяет преступников случайных: это случайно совершившие преступление, «люди, чуждые антисоциальных инстинктов». Но совершенно другое, говорит она, преступники «инстинктивные». Эти всегда как дети, как животные, и главнейший их признак, коренная черта - жажда разрушения, антисоциальность.

Вот преступница, девушка. В детстве упорна, капризна. С отрочества у нее резко начинает проявляться воля к разрушению: рвет книги, бьет посуду, жжет свои платья. Она много и жадно читает и любимое ее чтение - страстные, запутанные романы, опасные приключения, бессердечные и дерзкие подвиги. Влюбляется в первого попавшегося, привержена дурным половым наклонностям. И всегда чрезвычайно логична в речах, ловко сваливает свои поступки на других, лжива так нагло, уверенно и чрезмерно, что парализует сомнение тех, кому лжет. Вот преступник, юноша. Гостил на даче у родных. Ломал деревья, рвал обои, бил стекла, осквернял эмблемы религии, всюду рисовал гадости. «Типично антисоциален...» И таких примеров тысячи.

В мирное время мы забываем, что мир кишит этими выродками, в мирное время они сидят по тюрьмам, по желтым домам. Но вот наступает время, когда «державный народ» восторжествовал. Двери тюрем и желтых домов раскрываются, архивы сыскных отделений жгутся - начинается вакханалия. Русская вакханалия превзошла все до нее бывшие - и весьма изумила и огорчила даже тех, кто много лет звал на Стенькин Утес,- послушать «то, что думал Степан». Странное изумление! Степан не мог думать о социальном, Степан был «прирожденный» - как раз из той злодейской породы, с которой, может быть, и в самом деле предстоит новая долголетняя борьба.

<.>

 

Источник: И.А. Бунин.  Окаянные дни. Тула: Приокское книжное издательство, 1992.

АНТОЛОГИЯ САМИЗДАТА :: Окаянные дни

бытовые приметы

Кто поет перед завтраком, тот будет плакать перед сном.
Не начинай есть сардину (и любую другую рыбу) с головы, иначе накличешь беду.
Посуда бьется - к счастью.
После еды за столом не распоясывайся - овдовеешь,
После ужина оставлять на столе недоеденные кусочки хлеба от своего ломтя - оставляешь там свое счастье.
Встретиться на лестнице - к несчастью.
Не сметай со стола рукой - не будет достатка,
Когда солнышко закатилось, новой ковриги не начинай - нищета одолеет.
Нечаянно рассыпать сахар - к хорошему, соль - к ссоре (чем больше, тем тяжелее. Все может обойтись, если просыпанную соль тремя щепотками перекинуть (пересыпать) через левое плечо или посмеяться).
Если буханка при разрезании ломается в руках, это предвещает семейную ссору.
Поперхнулся за столом - гость спешит.
Искры из печки или головня выпадет - к гостю.
Нельзя девушке садиться на стол - каравай не удастся.
Водку поданную в стакане, допивай до дна - иначе будешь богат, но счастья в жизни не будет.
Не оставляй нож в хлебе - узнаешь голод.
Не доел хлеб и взял другой кусочек незаметно для себя - кто-то из родных вдалеке голоден.
Кто быстро ест, тот быстро и работает; ленивый ест медленно.
Кто нечаянно завидит свет в своем доме - жди счастья.
Взбивать перину в воскресенье - принести в дом смерть.
В дом придет беда, если, уходя, ты не вычистишь золу из очага.
Не оставляй пустую бутылку на столе - будет безденежье.
Если человек, которого ждали к обеду, не пришел вовремя, нужно потрясти скатертью над столом - человек непременно скоро придет.
Если в одной комнате встречаются тринадцать человек, один из них непременно умрет до конца года.
Если женщина или девица накалывает хлеб вилкой или ножом, она навсегда лишает себя счастья.
Не сиди на столе - бедным будешь.
Тринадцатым за стол не садись - не то быть неприятности.
Если нальешь водь в самовар, поставишь его, когда разгорится, зашипит и окажется без воды - обворуют.
Нельзя выбрасывать куски хлеба - к недостатку в доме; лучше скормить птицам, животным.
Нечаянно свечу погасить - к гостям.
Дарить нож не следует - к ссоре; подаривший должен взять в обмен деньги, хотя бы копейку
Смола вытопилась из избы на улицу -к худу.
Чтобы принести счастье новому дому, войди в каждую комнату с буханкой хлеба и блюдцем соли.
Если покачать пустую колыбель - до конца года она перестанет пустовать.
Играть ножом - к ссоре.
Нечаянно разлитый чай к неожиданности, чаще - к приятной,
Не ешь с ножа - сердитым будешь.
Нож на столе острием вверх - к дурному.
Скрестить на столе два ножа - накликать себе несчастье.
Не оставляй в спальне холодную кипяченую воду: рассердишь дьявола, и тебе несдобровать.
Взбалтывать чай в чайнике - накликать ссору.
Если цветок, который обычно цветет летом, расцветает в доме зимой, это принесет несчастье.
Если двери, никогда не скрипевшие, вдруг заскрипят - будет неприятность.
Пустую яичную скорлупу давить надо - чтобы зла не оставлять.
Оставить на ночь нож на столе - к большим неприятностям.
Тот, кто поджаривает хлеб на ноже, не будет иметь счастья в жизни.
Если с утра ты первым делом льешь или плещешь воду из рук, ты расплескиваешь удачу, которая предстояла тебе в этот день.
Если во время еды ты прикусил язык - значит, ты сказал неправду.
В оставленной на столе с вечера открытой посуде резвится ночью нечистая сила.
Если в доме одновременно зазвонят два колокольчика - это к разлуке.
Если мясо сильно уваривается в кастрюле - это дурной знак; если оно разбухает - это предвещает успех.
Если горох по снятию с огня кипит - хороший знак.
Чтобы перестать икать, смочи указательный палец правой руки слюной и трижды перекрести носок левого ботинка, повторяя "Отче наш" наоборот.
Если огонь в камине разгорается без помощи "веера" - значит, рядом с тобой незримо присутствует кто-то еще.
Вытирать стол бумагой-готовиться к ссоре с кем-то.
Впервые пообедав в чьем-нибудь доме, складывать салфетку - значит, никогда больше не посетить этот дом.
Ложка (и все предметы женского рода) падает на пол - женщина в дом торопится, нож (и все предметы мужского рода) падает - мужчина придет в гости.
Оставить нож с вечера на столе - утром почувствуешь резь в желудке.
Нельзя, уходя из дому, оставлять хоть одну дверь в доме открытой.
Поставить комнатные тапочки крест-накрест - накликать беду.
Соль сыреет - к ненастью.
Выметать пыль из своего дома, значит выметать удачу из своей семьи.
Шапку на стол не клади - денег не будет.
Нехорошо для тех, кто во время трапезы меняется бокалами.
Каша выходит из горшка - к несчастью.
Если вы берете у кого-нибудь нож, чтобы разрезать яблоко или какой-либо другой фрукт, вы должны вернуть его "с улыбкой", или вас постигнет несчастье.
Мебель в доме скрипит и потрескивает - к перемене погоды.
Если зеркало падает и разбивается, это верная примета скорой смерти в семье.
Передать кому-то за столом соль - после поссориться с этим человеком; чтобы этого не случилось, передавая соль, нужно засмеяться.
Взял у кого-то ведро, сумку, корзину, банку, тарелку - не возвращай пустыми; что-то положишь - больше у тебя будет.
За столом не смеются - бес в кушанье нагадит.
Нельзя не доедать или не допивать - зло оставляешь.
Нельзя класть ключи на стол - не будут деньги водиться в доме.
Если ты начнешь надевать рубашку, пиджак и т. д. с левого рукава, жди беды.
Хранить в доме разбитую посуду - навлекать на себя несчастье.
Принести в дом старое железо - к несчастью.
Две ложки в одном соуснике - к свадьбе.
За угол стола почаще держаться - свой угол обрести.
Туши третью свечу лишь завидишь ее у себя в доме.
Мыло выскальзывает из рук - не к добру.
Если выпадет кирпич из печи - к худу
После обеда забытая на столе ложка - к гостю.
Пересолила еду - влюбилась

приметы на сдачу экзамена или другого предмета

1. Не мойте голову перед экзаменом или зачетом. Возможны варианты: перед экзаменом по точным наукам не мыть левую половину головы, по гуманитарным -- правую. Для парней -- еще и не бриться.
2. Подметите в своей комнате пол и положите в зачетку несколько соринок (не переусердствуйте). Где-то рекомендуют вымести и аудиторию, в которой будет экзамен ("вымести западло").
3. В полночь,накануне сдачи предмета,следует высунуться в форточку с открытой зачеткой и 3 раза прокричать "Халява, ловись!" Первым открыть зачетку должен преподаватель. Здесь же куча возможных опций: прикормить халяву хлебушком, показать халяве место в зачетке, ловить халяву в нижнем белье, замотать зачетку с халявой ниткой, сунуть в морозилку, встряхнуть зачетку с халявой на экзамене для лучшего ее пробуждения.
4. Уходя из дома, уберите постель,вымойте посуду и т.д.
5. Положите медный пятак под левую пятку.
6. Если успешно сдан экзамен, в этой одежде и ходите всю сессию (стирать ее не рекомендуется) - "успешная" одежда сохраняет положительную энергию.
7. Перед сном положить под подушку или просто под голову конспекты и учебники.
8. В аудитории по углам положить алюминиевые вилки-преподаватель будет добрее.
9. Входя в аудиторию, не оглядывайтесь на дверь. (Есть и противоположный вариант -- входить задом.)
10. Рекомендуется ругать сдающего.
11. Хороший шлепок по попе усиливает мозговую деятельность.
12. Ожидая в коридоре своей очереди,не говорите какой билет больше всего хотите вытянуть.
13. Билет берите правой рукой ,левая нога выступает вперед.
14. Когда даете зачетку экзаменатору,нужно с чувством произнести: "Ловись, халява, большая или маленькая!" (про себя,разумеется).
15. Не вписывать фамилию в верхней строчке развороте текущей сессии в зачетке, пока сессия не закрыта.
16. Нельзя, чтобы в списке зачетов первым стоял зачет по физкультуре - иначе сессия будет трудной.
17. Экзамены сдавать с одной и той же ручкой (в идеале -- с первого курса).
18. Перед тем, как взять билет, постучать по дереву, подержаться за дерево или за человека, только что отлично сдавшего экзамен.
19. Не оставлять книги и тетради открытыми (чтоб не выветрилось).
20. Учиться в течение семестра, работать на занятиях, готовиться к экзамену. Говорят, примета трудоемкая и устаревшая
Молитва перед отправлением на занятия, службу или дело
Перед тем как произнести эту молитву, надо сесть за стол, положить на него руку (локоть до кисти) и сказать:
"Встаю я, раб (имя), благословясь, дверь из двери, ворота из ворот, под красное солнышко, под Луну Господнюю; как красное солнышко осушает и обогревает утреннюю росу, так бы сох и грел весь мир обо мне, рабе (имя). Как сороку из ружья никто не убивает, так бы и меня, раба Божия (имя), никто не смел ни взглядом, ни словом, ни мыслию, ни умом, ни внушением, не смел бы никто, никогда во всю мою жизнь. Всем моим злодеям, всем моим лиходеям соль в глаза, пепел на язык. Помяни царя Давида и всю кротость его. Царь Давид, похити всех моих злодеев и лиходеев всех врагов и супостатов и помоги мне, царь Давид, в моих делах скораго, удачного и благополучнаго успеха для меня, раба, навсегда. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа" (Аминь не говорить).
Заклинание, чтобы успешно здать экзамен
Произнести: "Я в бурсу иду, урок отвечать, знания защищать, какое бы слово не сказал-все бы похвалу получал! Да будет так".
От забывчивости
Если вы забыли ответ на очень "неудобный" билет, то вам поможет такое заклинание. С закрытыми глазами остановитесь в центре аудитории и произнесите:
"За морями три зори. Как звать первую - забыла, как вторую - с памяти смыло. А как звать третью - Богородица мне открыла". И память сразу должна вернуться.
Заговор на то, чтобы дело сошлось
"Как этот узел завязан, так бы и у нас, рабов Божиих (называйте свое имя и имя экзаменатора) дело (например, сдать экзамен на 5) скоро сошлось" - произнести три раза. Во время заговора завязать узлом нитку, положить ее через порог, проговорить еще три раза и идти по тому делу, на которое был сделан заговор